Φέρνω το παρόν έργο στην προσοχή του κοινού όχι χωρίς κάποια ανησυχία. Οι ιδέες που εκφράζονται σε αυτό πήραν μορφή στο μυαλό μου πριν από δέκα και πλέον χρόνια. Από τότε τις έχω συζητήσει συχνά με διάφορους ανθρώπους, επιθυμώντας είτε να επαληθεύσω τις δικές μου απόψεις είτε να πείσω άλλους. Πολλές από αυτές τις συζητήσεις και αντιπαραθέσεις ήταν αρκετά χρήσιμες για μένα, διότι με ανάγκασαν να επανεξετάσω τις ιδέες και τα επιχειρήματά μου με μεγαλύτερη λεπτομέρεια και να τους δώσω πρόσθετο βάθος. Όμως οι βασικές μου θέσεις παρέμειναν αμετάβλητες.

В истории МО как науки принято выделять несколько волн магистральных дебатов, предопределивших становление дисциплины и придавших ей тот вид, который она имеет в настоящее время.
Первые большие дебаты проходили между реалистами и либералами (идеалистами) в 1930-1940 годы. Реалисты настаивали на фундаментальности национальных Государств и обосновывали принцип «анархии в международных отношениях». Либералы отстаивали эффективность наднациональных структур и приводили аргументы в поддержку Лиги Наций. В ходе этих дебатов сформировался целый ряд базовых теоретических концептов, часть которых признавалась всеми школами, а часть оспаривалась некоторыми из них. В ходе дискуссий базовые школы сформировались и получили свои названия.
Вторые дебаты проходили в 1950 --1960-е и касались методологических оснований МО . Представители МО разделились на две группы: традиционалистов, которые следовали классическим схемам описания процессов международной политики, с теоретическими обобщениями и практическими рекомендациями, но без детального критического анализа методов и критериев, и бихевиористов, считавших, что МО, как и любая другая социальная и политическая наука, должна быть основана на строгих и однозначных правилах, статистических данных, верифицируемых фактах, строгих методологиях. Бихевиористы настаивали на том, чтобы сконцентрировать основное внимание на поведении людей и их роли в социальных структурах. Бихевиористы, в частности Мортон Каплан , ввели в МО понятие «системного анализа», предложив строго различать уровни исследуемых систем – глобальную политическую систему, блоки, группы Государств, суб-государственные единицы, и так вплоть до персонального уровня. В процессе второй волны дебатов были уточнены основные научные параметры и критерии МО.

Русское общество является евразийским, то есть частично европейским, а частично неевропейским, и в целом представляет собой уникальное самобытное явление. Поэтому применять к нему методики западной социологии надо чрезвычайно осторожно и деликатно. Главное внимание надо сосредоточить на выявлении самой социологической парадигмы (на «русском молчании») как матрице русских смыслов. Только при таком подходе отдельные этапы русской истории, ее социологические дискурсы-эпохи приобретут смысл, и лишь затем их можно будет сравнивать с исторической логикой западных обществ и обществ Востока (при соответствующем достоверном и полноценном знании этих обществ, их парадигм – как других, по сравнению с русским обществом и его парадигмой).

Несколько забегая вперед, можно сказать, что парадигма русского отношения к пространству и, конкретно, к русскому пространству, заведомо представляет себе пространство как большое пространство. Впоследствии, когда мы будем более детально рассматривать русскую историю и историю русского общества, мы увидим, что представление о том, что Русь является большой, великой, лежит в основе всех социальных процессов, которые предопределяют основное содержание нашего общества и в геополитическом, и в социологическом измерениях.